От редакции.
Так уж вышло, что одной из последних статей Станислава Маркелова стала рецензия
на Конституцию Российской Федерации, переизданную издателсьтвом АСТ в 2008
году. Примечательно, что эта рецензия была опубликована последнем номере
журнала, имеющего самое непосредственное отношение к
РЖ. Конечно, речь идет о рецензионном издании "Пушкин" за 2009 год.
Зачем эта книга вообще нужна? То есть не основной
закон как факт — его надобность никто не отрицает, — а именно та самая тонкая
книжечка, которая появилась на волне, мягко говоря, не вполне правомерных
последствий сентябрьско-октябрьских событий 1993 г. и с тех пор регулярно
переиздается. Когда в одном из судов мой крайне законопослушный подзащитный
попытался прямо в зале суда прочитать текст Конституции, его прервал властный
окрик прокурора: "Конституция — документ рамочный и прямому применению не
подлежит!". Отойдя от баталий того суда, я стал размышлять: а может быть,
государственный защитник законности был прав? Может быть, в самом деле
Конституция — документ не очень прямого действия, несмотря на то что в ней
самой записано? Ведь факты в этом споре на стороне того прокурора.
А факты таковы. По своему принятию Конституция явилась
документом ad hoc, то есть документом, созданным к определенному событию. Она
была вызвана к жизни необходимостью закрепить победу Президента и его окружения
в путче 1993 г. Она стала знаком их победы. Но что если мы вдруг решим
воспринимать Конституцию не как "священное писание" победителей, а
все же попытаемся прочесть ее текст?
Начнем с нелюбимого либеральными правоведами права на
труд. Статья 37 сразу же провозглашает: "Труд свободен". Что это
такое, возможно, лучше объяснит врач-психиатр, нежели юрист. Если следовать
тому же пути, следующую статью надо было начинать "отдых тоже
свободен", "а социальное обеспечение вообще свободно от всех
нас". Почему вдруг оказался свободен труд, а не работник, и от чего он
свободен, остается неразрешимой загадкой. Возможно, такой заход призван
добавить интереса при чтении.
Мне возразят, что это подводка к закрепленному праву
на труд. Позвольте, какое право, где оно закрепляется? Как же, возразит
внимательный читатель, часть 3 той же статьи: "Каждый имеет право на труд
в условиях, отвечающих требованиям безопасности и гигиены". А теперь
обратите внимание, где стоит запятая. В нашей стране есть право на условия
труда, а права на труд нам никто не обещает. Если имеется в виду гигиена и
безопасность, т. е. охрана труда, то вообще-то об этом уже написано в ст. 7
Конституции, и авторы сознательно прибегают к тавтологии. Но чего не сделаешь,
чтобы очаровать восторженных поборников демократии в 1993 г., чтобы позволить
им с чистой совестью заявлять: у нас есть право на труд, как и любое другое
право?
Впрочем, не следует подозревать авторов в обмане и злокозненности.
Вот, например, в ст. 74 они искренне пишут: "На территории Российской
Федерации не допускается установление таможенных границ". Посыл авторов
абсолютно понятен, чтобы, например, между Владимирской и Рязанской областями
какой-нибудь доброхот ненароком не поставил таможню, что было вполне актуально
в начале 90-х гг. А теперь представьте себе границу РФ с любой другой страной,
предположим, с Финляндией. Где находится таможенный пункт? А где ставят отметку
об убытии или прибытии в нашу страну? Не происходит ли это, совершенно
случайно, на территории РФ? Формально таможенная граница совпадает с
государственной, да и то не всегда. Например, с Беларусью она вскоре была
отменена (кроме транзита), что не мешало правоохранительным органам вменять
статью "контрабанда" за пересечение отсутствующей линии таможенного
контроля. Но таможенные пункты всегда находятся на территории страны, так же
как внутри взимаются таможенные сборы и пошлины. Если мы согласимся признать
Конституцию актом прямого действия, значит ли это, что действие всех таможен
следует признать незаконным?
Разделение властей в тексте Конституции — это вообще
лебединая песня российской демократии. Вернее ее конца, поскольку формулу этого
так называемого разделения по Конституции можно передать одной фразой:
"Всю власть одному (Президенту), все остальное существует формально".
Понятно, что ее текст, как и любой нормативный документ, у нас привыкли делать
под конкретных лиц. Правда, лица имеют обыкновение стареть, чахнуть, терять
полномочия и покидать этот мир, а с оставшимися документами приходится жить
неистребимому никакими реформами "многонациональному народу Российской
Федерации".
Сейчас этот народ может долго гадать, например, что
такое федеральные округа и как они вписаны в систему региональных властей РФ.
Главное при этом гадании — не обращать внимания на Конституцию, потому что там
никаких федеральных округов попросту нет, и что это такое, наш основной закон
не знает. Но попробуйте оспорить наличие федеральных округов в любом суде на
основании текста Конституции, я буду долго смеяться над вашей попыткой.
Если вы посчитаете такое предложение безумием или
провокацией, я не вполне с вами соглашусь. Я же не предлагаю вам выяснить
полномочия, состав и вписанность в российский властный механизм Администрации
Президента Российской Федерации. Вся ее роль в российской системе власти по
нашей Конституции определяется одной строчкой, а именно пунктом "и"
ст. 83: Президент РФ "формирует Администрацию Президента Российской
Федерации". А что она делает? Для чего она? Зачем вообще нужна эта
"тайная канцелярия", вам не сможет толком ответить ни один
юрист-государственник. Зато каждый чиновник из аппарата российской власти об
этом органе сможет прочесть лекцию. Хотя места для Конституции в ней, разумеется,
не найдется. Любопытно, что Совет безопасности РФ удостоился в тексте
Конституции точно такого же упоминания. Но для него есть хотя бы отсылочная
норма: его статус определяется другим Федеральным Законом. Следовательно, для
Совета безопасности должен быть отдельный Федеральный Закон. А чем должна
руководствоваться Администрация Президента, не должен знать простой смертный
законопослушный человек. Даже формально. Вот уж поистине "тайная
канцелярия".
Я знаю, что мне ответят: "Закон суров, но это
закон". Даже если этот закон глуп и не может быть применен. Но об
отношении к такому законотворчеству можно судить по тому, как его уважают сами
победители 1993 г. В течение месяца после принятия Конституции
власть-победитель успела ее дважды нарушить: при роспуске Ленсовета и при
легитимации пребывания российских войск в Абхазии. Я не касаюсь правильности
или неправильности данных действий, меня интересует степень уважения к
документу со стороны тех, кто только что его принял. Причем принял без учета
разработок Конституционной комиссии, которая до этого несколько лет пыталась
придумать новую российскую Конституцию. Ах да, ее возглавлял депутат О. Г.
Румянцев, который в дни противостояния занял не ту сторону. Конечно, для
конституционного процесса — это событие основное и, как говорится, обжалованию
не подлежит.
По месту и по времени моя студенческая юность пришлась
как раз на события, ознаменовавшие появление сего документа. Московская
государственная юридическая академия находится в одном квартале от Белого дома,
как раз через зоопарк. В этом зоопарке, глядя через кружку пива на его
обитателей, лучше всего было вспоминать создателей основополагающего
российского законодательного акта и их незабвенный победоносный опус.
